Спасибо, что он был…
Семейное расследование
Я — Рагим Мусаев, следователь в третьем поколении. У нас в семье все мужчины – следователи: брат Владимир Мусаев, отец Гашам Мусаев и дед Владимир Владимирович Саморуков, с которого и началась наша династия. Кстати, старейшая в России.
Разбирая архив деда, я нашел его переписку с учителем истории Михаилом Безгиным, создавшим с учениками школьный музей освобождения в 1943 году своей малой родины — села Городище, что на самой границе Тульской и Орловской областей. Дед как раз воевал в тех местах и оказался для создателей музея ценным свидетелем.
Долгие годы дед вел дневник, составил свою родословную, но тему войны везде обходил стороной, ограничиваясь общими фразами. Эта переписка со школьным музеем, длившаяся несколько лет, наконец-то пролила свет на его боевую молодость.
На основе этой переписки, дневников деда и его газетных интервью разных лет я решил провести свое, семейное расследование, чтобы восстановить для себя события военных лет и понять, почему дед так не любил о них рассказывать.
Итак…
Убивать плохо
Однажды я, ученик 3 класса, под впечатлением школьного урока спросил:
— Дед, а сколько фашистов ты убил на войне?
— Не знаю
— Как это? Я бы обязательно запомнил, сколько врагов я убил!
Дед посмотрел на меня, печально улыбнулся моей наивности, и сказал:
— Когда я стрелял, то понимал, что пущенные мною пули кого-то убивают, но сам я этого не видел. Убивать плохо. Даже на войне. Не все, воевавшие на немецкой стороне, оказывались идейными фашистами. Было немало людей, попавших на фронт не по своей воле. А дома их ждали семьи, жены, дети… В любом случае, даже фашисты — они тоже люди.
Для советского пионера 80-х годов ХХ века эти рассуждения стали откровением.
Дед не любил рассказывать о войне. Но хотел он того или не хотел, война была с ним постоянно: в привычке откладывать «на черный день», нежелании расставаться с немодными (на наш взгляд), но еще добротными по его мнению вещами. Да и события мирной жизни дед частенько мерил военной меркой. К примеру, о службе в милиции он говорил: «Работа, похожая на войну».
Отчасти переписка с Михаилом Безгиным тяготила деда, заставляя заново переживать страшные дни войны. В то же время дед был рад, что учитель приобщает учеников к поисковой работе, воспитывает в них патриотизм. Ему приятно было рассматривать фотографии школьников на раскопках в местах его фронтовой юности, нравились снимки школьного музея, в который он передал и свои фронтовые фотографии. Но больше всего он радовался тому, что своими воспоминаниями он принимает самое непосредственное участие в этой работе, открывая, как оказалось, новые подробности почти забытого сражения за древнее село Городище.
«8 июля 2006 года.
Добрый день, уважаемый Михаил Николаевич!Я получил Ваше письмо и рад оказать помощь в Вашем благородном деле. Считаю это своим долгом, делом чести. Я уже в солидном возрасте, 83 года, но помню все события, как будто это было вчера, и с радостью расскажу об известных мне обстоятельствах непосредственной жизни 116-й ОМСБр».
То ли благодаря советской пропаганде 30-40-х годов, то ли по семейной традиции, но уже школьником дед мечтал о военной службе. 20 июня 1941 года в богородицкой школе № 1 прошел выпускной бал. Собственно, за громким названием скрывалось торжественное собрание, на котором выпускникам вручили «аттестаты зрелости». Никаких застолий до утра и дорогих нарядов не было и в помине. Дабы соответствовать значимости события дед начистил свои парадные (они же единственные) ботинки и решил заштопать единственные брюки. Черных ниток не оказалось. Денег на них не было тем более. Пришлось использовать белые, выкрашенные химическим карандашом.
Мне вручили похвальный лист за изучение нескольких предметов. После собрания никто не хотел уходить домой. Было какое-то щемящее чувство близкого расставания. Впрочем, оно было оправданно. Многие ребята и девчонки собирались поступать в учебные заведения других городов. Решили прогуляться по вечернему городу.
Выпускникам 1941 года казалось, что не может быть большего счастья, чем выпавшее на их долю. Таким запомнился последний июньский вечер перед войной. Никто и подумать не мог, что очень скоро из семнадцати выпускников-мальчиков в живых останутся лишь четверо.
Шрамы василькового поля
— Дед, а как ты узнал о начале войны?
— Из репродуктора на «крестах» (перекресток улиц Ленина и Коммунаров в Богородицке). В те годы значительную часть новостей люди узнавали именно из уличных репродукторов. Пожилые люди запричитали, старухи заплакали.
— И что ты сделал?
— Ничего. Домой пошел. Я как раз возвращался с продуктами.
— И что дальше? Война ведь!
— А что война? Я понял, что пришло время больших и тяжелых испытаний. Но нас готовили к этому. В кино шли фильмы о войне, по радио пели песни: «Непобедимая и легендарная», «Когда настанет час бить врагов, не зевай!». Только что закончилась финская война, из которой СССР вышел победителем. Нам внушали, что страна готова дать отпор врагу, что война если и начнется, то продлится недолго. Мы верили, что никакой враг не сможет перейти нашу советскую границу, и военные действия будут вестись на территории противника. Того, что случилось в действительности, мы не ожидали.
Через несколько дней по дворам начал ходить секретарь комсомольской организации, собирая не достигшую призывного возраста молодежь в добровольные комсомольские отряды для отправки на трудовой фронт. Говорили, что отправляют на оборонные работы в Смоленскую область. Когда подъехали к Брянску, навстречу подошел военный состав с ранеными бойцами. Они кричали вчерашним школьникам: «Куда вас везут, там же стреляют!».
А вот воспоминания коллеги деда Григория Моисеевича Каданера, в 1960-80г.г. заместителя начальника Следственного управления Тульской области, который как раз в эти дни правдами и неправдами вместе со старшей сестрой выбирался из прифронтового Смоленска в глубь страны: «Отец уже в июне ушел на фронт, на оборону Смоленска. Мать не отпускали с работы. Меня с сестрой одних посадили в поезд, который шел на восток, в надежде, что мы сумеем добраться до Москвы, где жил дядя. Но на станции Колодня мы попали под бомбежку… Из пылающих вагонов выбирались кто как мог, прыгали из окон, хватая детей. Одна из беженок была с тремя детьми. Двоих лет восьми и шести, сумела схватить и вывести на улицу. А младший, еще грудной ребеночек, так и остался в горящем вагоне. Потом, в дороге, мы несколько раз встречали ее, от горя она сошла с ума. На станции находились и красноармейцы — молодое пополнение. У них было новое обмундирование, но не было никакого оружия — их просто не успели вооружить. Высадившийся немецкий десант буквально расстрелял безоружных солдат. Мы с сестрой пробирались между горящих вагонов вместе с уцелевшими во время бомбежки людьми. «Не наступите на нас», — обращались к нам раненые, которые сумели выбраться из разбомбленных составов и лежали теперь на земле, обессиленные и истекающие кровью. От Колодни мы пошли дальше на восток. Добрались до Гжатска, где усталые и голодные попросились на ночлег у встретившейся нам на улице девочки. Она указала на один из домов: «Он пустой, там никого нет, кроме одной тети, которая не совсем в себе, — пояснила девочка. – Днем она зачем-то все бегает на станцию. А ночью ложится, кладет сверху головы подушку и так засыпает». Мы решили остановиться в этом доме, вошли в него и видим нашу маму. Ее все-таки отпустили с работы. Она пыталась навести какие-либо справки о нас, но ей отвечали, что поезд так и остался в Колодне, разбомбленный и нужно смириться с мыслью, что детей уже нет в живых».
Из интервью в день 85-летия (за день до смерти): «Уже шли бои за Смоленск, поэтому эшелон с комсомольцами дальше Дорогобужа не пропустили. Парней и девчонок расселили по разным деревням. Сразу же определили фронт работ – копать противотанковые рвы. Первый – на поле цветущего льна. Ров был глубок. Копать землю приходилось уступами: стоящий ниже перекидывал лопатой землю вышестоящему на площадке, и так до самых синих цветов льна.
Труд был очень тяжел физически, но молодость брала свое. Вечерами мальчишки, пройдя несколько километров, не забывали навестить своих одноклассниц. Приносили с собой кусочки знаменитого дорогобужского сыра. Чтобы девчонки ели и не стеснялись, обманывали: «А вам разве сегодня в пайке не выдавали?».
Потом рыли на ржаном поле, поросшем васильками. Скоро вслед за немецкими «рамами» (самолеты-разведчики) появились и бомбардировщики. Работали уже под бомбежками и обстрелами. Кого-то убило, кого-то ранило. А васильковое поле было до неузнаваемости изуродовано воронками от бомб, напоминавшими жуткие шрамы. В сентябре подростки получили приказ работы прекратить.
До станции Брянск добирались 90 километров пешком. Шли по ночам, днем прятались в лесах от наступавших немцев. На станции эшелон сильно бомбили. Вернувшись домой, дед пришел в военкомат и попросил направить его добровольцем на фронт.
— Дед, не страшно было идти на фронт? Ты же вполне мог остаться в тылу.
— Думаешь, в тылу было легче? Оставшиеся в тылу работали как проклятые, начались перебои с продуктами питания. К тому же вполне можно было угодить в оккупацию. Так что неизвестно, где было сложнее.
Какой курсант без гауптвахты !
Стремление защищать Родину было сильным не только у деда, но и у большей части его сверстников. Чтобы попасть на фронт дед даже сумел обмануть врачей и скрыть свою близорукость (- 3). Хитрость удалась, но юный враль не подошел по возрасту. Ему было только семнадцать. Поэтому из военкомата его направили во Второе Московское Военно-Пехотное училище, одно из ведущих на тот момент учебных заведений этого профиля в СССР, подготовившее огромное количество военных специалистов для фронта.
В связи с осадой Москвы наше училище было эвакуировано из города и находилось в здании одного из московских институтов на окраине столицы в Филях, где во время Отечественной войны 1812 года находился знаменитый Кутузовский Совет. Мы гордились этим и, чувствуя свою ответственность перед великими предками, очень старались в освоении военной науки.
Требования к поступающим не были жесткими. Стране нужны были военные специалисты и в училище зачисляли по направлениям военкоматов после собеседования с приемной комиссией, которая, кстати, не задавала популярные тогда вопросы о родителях и происхождении. К курсантам же требования предъявлялись очень серьезные. Помимо физической и тактической подготовки, нас готовили к жизни. К примеру, новичку могли выдать ботинки разного размера, а затем отругать: «Почему в строю носки не выровнял? О чем думал, когда разные ботинки брал?» В училище готовили командиров взводов.
Одновременно я обучался на курсах истребителей танков. Опыт, полученный в училище, очень помог на фронте, где трудности как физические, так и моральные, просто неимоверные.
На время учебы в училище пришлась знаменитая оборона Москвы. Курсантов к военным действиям не привлекали, понимая, что сейчас от вчерашних школьников толку немного, их время еще придет. Тем не менее, курсанты патрулировали улицы и охраняли различные объекты осажденной столицы.
Во время учебы нередко прилетал немец и бомбил Москву. Осколки сыпались на крышу нашего училища. Нас в этих случаях по тревоге уводили в лес к Москве-реке, где мы оставались до конца налета. Дисциплина была железная. Чуть что – на гауптвахту. Однажды на нее угодил и я.
Дед рассказывал, что однажды, глядя на старших товарищей, он ушел в самоволку. Дело в том, что еще в Богородицке его попросили передать в Москве письмо. Возможности гулять по осажденному городу не было, а передать письмо он уже пообещал… Одна из досок в заборе училища легко отодвигалась. В общем, он решился. Только не знавший Москвы парень не рассчитал, что адресат письма жил на другом конце города, и опоздал на вечернее построение. Повисла угроза отчисления. Каким-то чудом он уверил командиров, что никуда не выходил, а построение, проспал. Дед отделался 5 сутками гауптвахты.
Помимо железной дисциплины с тех пор у деда навсегда осталась привычка рано вставать и начинать день с физических упражнений. Долгие годы в утреннюю зарядку обязательно входила пробежка в городском парке. Перелом шейки бедра на 74 году жизни внес свои коррективы в эту программу, но привычкам молодости дед не изменил: с раннего утра идеально выбрит, подстрижен, наглажен и начищен. Каждое утро начиналось с физзарядки, за которой следовали водные процедуры, растирания и обязательная строевая песня.
25 сентября 1942 года я окончил Второе Московское Военно-Пехотное училище и мне было присвоено звание лейтенанта с направлением в действующую армию на должность командира взвода. Я прибыл в Калугу, которая только что была освобождена от фашистов, в 116-й ОМСБр 2-го состава, где получил назначение на должность командира взвода ПТР в 3-й отдельный стрелковый батальон.
Сухопутные моряки
— Что значит ОМСБр и почему 2 состава?
— ОМСБр – это отдельная морская стрелковая бригада. Первый состав нашей бригады был сформирован в октябре 1941 года, когда немецкие войска, реализуя план молниеносной войны, стремились взять Москву. Наша армия несла значительные потери, сил на оборону столицы не хватало. Новые части решили сформировать из моряков Военно-Морского Флота, которых с кораблей переправили на сухопутный фронт в глубь страны. Так и появились стрелковые бригады, которым, помня их происхождение, присвоили наименование «морских».
В ходе боев за Москву семь морских стрелковых бригад, в том числе 116-я морская стрелковая бригада, обороняли города Скопин и Дмитров, сражались на канале Москва-Волга, штурмовали Клин, вели бои на Волоколамском направлении и под Наро-Фоминском.
Моряки настолько храбро и отважно сражались, что один из немецких генералов даже отдал приказ: «Матросов в плен не брать». Но у этой храбрости была и обратная сторона – человеческая жизнь. Формирование 116-й отдельной морской стрелковой бригады нашего второго состава было связано с тем, что из первого состава попросту стало некому воевать.
Во второй раз бригада снова формировалась из моряков плавсостава, служивших на Тихоокеанском флоте на кораблях и в береговой обороне в Советской Гавани и Владивостоке, которых на железнодорожном транспорте доставили в город Калугу, входившую тогда в состав Тульской области, где был размещен Штаб и некоторые другие подразделения. Личный состав в основном был размещен в населенных пунктах недалеко от Калуги.
Бригада, формирование которой началось 13 сентября 1942 года, состояла из 4-х стрелковых батальонов, артиллерийских и миномётных дивизионов, батальона автоматчиков, подразделений специальных войск и тыла и насчитывала около шести тысяч человек. Управление бригады расположилось в доме 7 по улице Достоевского самой Калуги. На Герцена 16 формировались батальон пулеметчиков, саперная и разведывательная роты, а также рота связи. На Кирова 18 обосновалась медико-санитарная рота, а на улице Рылеева самое главное подразделение — полевая хлебопекарня. Основные силы бригады – стрелковые батальоны разместились в окрестностях Калуги. Наша рота дислоцировалась недалеко от города в лесу у деревни Квань, расположенной на противоположном от Калуги берегу реки Ока. Когда люди прибыли с Дальнего Востока, почти все были одеты в морскую форму, да и время было теплое, сентябрь 1942 года. На фронт же бригада выступила зимой и ее одели в обычную сухопутную форму, только на левом плече был пришит якорь – символ моря. Многие моряки оставили у себя тельняшки, флотские (с бляхами) ремни. Насколько мне известно, из сухопутных пехотных подразделений у нас матросов не было.
— Ты командовал матросами? Как они к тебе относился твой личный состав? Ты же не был «морским волком», да и лет тебе было всего девятнадцать. Ты помнишь кого-то из однополчан?
— Личный состав призывался на военную службу из различных населенных пунктов СССР, так что в составе бригады были люди различных национальностей, в большинстве русские. Были и мои земляки из Богородицкого района Тульской области. В основном молодежь, но были и лет сорока, которые в ту пору казались нам людьми в возрасте. Они иногда говорили мне: «Поберегли бы Вы себя, лейтенант».
Все были молодыми, только командир бригады полковник Иван Иванович Судаков был несколько старше. Не знаю насколько это верно, но говорили, что он участник Первой Мировой войны, и якобы был царским офицером. Может быть я что-то путаю, но запомнилось, что фамилия начальника штаба батальона была Тетекин.
По имевшимся в школьном музее официальным данным фамилия этого человека была не Тетекин, а Тетеркин. Но найденные архивные документы подтвердили правоту деда. Вот память!
Командира 3-го батальона — капитан-лейтенанта Пастухова помню очень хорошо. Ростом немного ниже среднего, плотная фигура, в общем, моряк. Это особенно чувствовалось, пока личный состав не переодели в сухопутную форму: ладная фигура в черной морской шинели, волевое лицо. Человек был добрый.
Заместителем начальника батальона был старший лейтенант Швец, очень строгий и решительный человек. Помощник командира по хозяйственной части был Штейн (имя уже не вспомню). Еврей. Он рассказывал, что воевал еще в Гражданскую войну под командованием Буденного С.М.. Говорил, что скоро наши походные кухни будут в Берлине. Вообще был веселый, хотя и не такой молодой человек.
Дед часто повторял военную присказку: на войне командир батальона живет месяц, командир роты – две недели, командир взвода – неделю, а рядовой – одно наступление.
Командир 3-го батальона Игнатий Потапович Пастухов убит 1 марта 1943 года. Командир бригады Иван Иванович Судаков тяжело ранен 11 марта 1943 года. Заместитель командира 3-го батальона Швец Фёдор Михайлович и начальник штаба Тетёкин Николай Степанович будут в строю бригады до 10 мая 1943 года.
Командиром нашей роты ПТР был лейтенант Стрекалов Николай Николаевич, который к тому времени уже побывал на фронте и прибыл из госпиталя. Родом он был из Вологодской области, какого конкретно места уже не помню, ведь прошло более 60 лет – целая жизнь. Заместителем командира роты по строевой части был младший лейтенант Истомин Алексей из г.Черемхово, что рядом с озером Байкал. Заместителем по политчасти был Кожемяко Иван.
Рота состояла из двух взводов. Командиром 1-го взвода был так же как и я выпускник Второго Московского Военно-Пехотного училища Соловьев Василий Андреевич. Командиром 2-го взвода был я. Старшиной роты был Колосов Александр, откуда-то из Сибири.
В моем взводе было много хороших людей, и я им симпатизировал. Мы все были дружная семья. Хорошо помню командиров отделений моего взвода, их было три человека: старшина второй статьи (по сухопутному — младший сержант) Тихонов из г.Сухиничи современной Калужской области, старшина 2-ой статьи Игнатов и старшина второй статьи Насибулин из Казани. Тихонов был настоящий моряк, «ходил» (морской термин) в загранплавание. Ему танком переехало ногу, и он убыл в госпиталь. Больше о нем ничего не знаю.
Помню моряков из моего взвода Хруща А.Т. и Крылова П.Н. Молодые, физически сильные, смелые, достаточно подготовленные идеологически, в большинстве комсомольцы моряки горели желанием быстрее встретиться с врагом и дать ему по-матросски. Поскольку моряки в основном не были достаточно знакомы с тактикой сухопутного боя, то мы, офицеры, обучали их этому. В октябре и ноябре 1942 года шли тактические занятия, были и полевые учения, велась огневая подготовка. Кроме этого моряки несли караульную службу по охране различных объектов в недавно освобожденной от врага Калуге, участвовали в поиске немецких диверсантов. При формировании в г. Калуге были определенные события и случаи, но о них говорить теперь, наверное, не надо. Вооружены мы были ружьями ПТР-Дегтярева (есть еще ПТР Симонова) и обычными винтовками образца 1891/30г.г.
Накануне войны начальник Главного артиллерийского управления маршал Г.И. Кулик убедил руководство СССР в том, что перед броней германских танков бессильны не только противотанковые ружья, но и малая артиллерия. На развитии и производстве ПТРов, известных с Первой мировой, в СССР был поставлен крест.
Начавшаяся война быстро показала, что основная масса германской бронетанковой техники поражается даже бронебойными пулями пулемета. Сталин предложил поручить разработку эффективных и простых в изготовлении ПТРов «одному, а для надежности — двум конструкторам» и установил срок — месяц. Уже 29 августа 1941 года, то есть через 22 дня, оружейники В.Дегтярев и С.Симонов представили Сталину свои разработки. А в ноябре 1941 года состоялось боевое крещение ПТРД (Дегтярева) и ПТРС (Симонова) в битве за Москву.
Позднее в боях на Курской Дуге бронебойщик Денисов сбил с помощью ПТРа два вражеских бомбардировщика. Этот случай лег в основу эпизода романа М.Шолохова «Они сражались за Родину» и одноимённого фильма.
— У тебя сохранились фотографии того периода?
— Фотографиями того периода я не богат. В армии была дисциплина: отсутствие в части свыше 2-х часов считалось дезертирством. Жили мы в деревне, где фотографии не было. В город в увольнение ходили очень редко, в исключительных случаях по крайней необходимости. На фронте же позировать перед фотоаппаратом было некогда. Надо было воевать.
Дух предков
В конце ноября 1942 года нашей бригаде торжественно вручили Красное Знамя, и мы выдвинулись из-под Калуги к фронту. На фронт мы шли обычной дорогой. Названия деревень уже не помню, шли мимо Козельска, Сухиничей, Плавска, Одоева и на Мценск. Шли своим ходом походным порядком по ночам, так как днем легко могли быть обнаружены и подвергнуты бомбежке.
Под самый Новый год мы подошли к передовой и остановились в лесу в районе колхоза «Диктатура пролетариата» Плавского района Тульской области. Впереди были село Городище и город Орел. Новый 1943 год мы встречали у себя в роте в землянке в лесу. Командный состав роты, разумеется, немного выпил, закусили, чем Бог послал, поздравили друг друга.
По штату личный состав бригады должен был составлять 6045 человек, но в силу находившихся на излечении в госпиталях, откомандированных, отставших во время марша и дезертировавших, на поверке 1 января 1943 года в наличии имелось 5830 человек.
— Дед, а где и как вы спали?
— Спали по-всякому. Когда попадали в деревню, то спали в избах на полу. Хорошо, если была солома. Спали полностью одетые, набиваясь на полу тесно друг к другу так, что если приходилось ночью встать по нужде, то вернуться на свое место было уже невозможно. Тогда разбегались и бросались прямо в гущу тел, после чего начинали работать локтями. Не сразу, но через некоторое время можно было добраться до пола.
Во время наступления спали на снегу, стараясь лечь поближе к костру, чтобы согреться. Из-за этого нередко обгорали края шинели или сапоги. Все мечтали о более теплых валенках. Те, у кого они были, считались счастливчиками. В целом одеты были тепло: ватные брюки, брюки форменные, телогрейки, безрукавки у офицеров и шинели.
Кто-то обязательно назначался следить за костром. Он же каждые полчаса подавал команду: «Перевернись!», — иначе можно было замерзнуть. Если костер развести было нельзя, то спали на ветках деревьев прямо на снегу.
Время было тяжелое для страны. Она отдавала для фронта все. Питались нормально, хотя перебои бывали. Иногда не наедались, иногда объедались. Давали 100 грамм водки.
В начале февраля 1943 года нам устроили всеобщий смотр, провели учения и бригада заняла исходную позицию в Чернском районе против села Городище. Тургеневские места! Справа от Городища лежит тот самый Бежин луг, где происходит действие знаменитых «Записок охотника». Говорили, что и само село очень древнее и рядом с ним сохранились славянские курганы.
Село Городище расположено на месте древнерусского города-крепости Домагощ, основанного вятичами еще в 8 веке, и упоминаемого в Ипатьевской летописи под 1147 годом вместе с Москвой.
Крепость изначально строилась в неприступном месте. Помимо дубовых стен с востока ее защищал высокий берег Оки, с севера и юга склоны оврага, а с запада – вырытый в виде серпа ров и вал. С башен крепости, стоявшей на холме, на несколько километров просматривались окрестности, не позволяя врагу подойти незамеченным. Внутри крепости находились деревянные постройки, в том числе деревянный храм. На его месте в XVIII веке выстроили церковь. В 1943 году немцы церковь взорвали, так как она была хорошим ориентиром для нашей артиллерии.
Домагощ, название которого переводят как «гость в доме» или место, где обитает дух предков, словно притягивал к себе войны. Первой стала феодальная война черниговских князей Владимира и Изяслава Давыдовичей, выступавших в союзе с киевским князем Изяславом Мстиславовичем, с новгород-северским князем Святославом Ольговичем. В XIII-XIV веках Домагощ неоднократно осаждался татарами и литовцами. Местные жители до сих пор находят чугунные ядра – последствия военных действий Смутного времени.
Осенью 1941 года Орловскую область в результате операции «Тайфун» оккупировали фашисты. К началу 1942 года отступившая из-под Москвы 2-а танковая армия под командованием Гудериана вместе с 9-ой армией группы армий «Центр» закрепились на берегах рек Ока и Зуша и сформировали так называемый «Орловский плацдарм». Фашистские газеты именовали его «кинжалом, направленным в сердце России». Орловская наступательная операция началась с прорыва фронта в районе села Городище, которое к этому времени представляло собой крупный неприступный узел обороны немцев.
Подразделениям Красной Армии численностью около 750 тысяч человек противостояла 2-я танковая армия немцев общей численностью порядка 300 тысяч. Забегая вперед, отметим, что потери Красной Армии составили около 200 тысяч человек убитыми и ранеными.
Линия нашей обороны представляла собой обычные укрепления. Позиции противостоявших нам немцев в военном отношении были прекрасно оборудованы: проволочные заграждения, землянки как дома, блиндажи в несколько накатов, окопы полного профиля с перекрытиями и ходами сообщения.
Окоп нормального профиля имеет глубину 110 см, окоп полного профиля – 150 см.
Немцы стояли там около полутора лет. Все подступы к селу Городище были заминированы. Саперы разминировали в минных полях только узкие проходы. Стоит сделать шаг в сторону – взрыв мины со всеми последствиями. Очень нас беспокоили снайперы.
В такой ситуации наступлению должны предшествовать артиллерийская обработка переднего края, бомбежка с воздуха, при самом наступлении применение танков и т.д. Видимо, у командования не было возможности сделать это. До нас взять Городище безрезультатно пыталась 5-я Стрелковая дивизия, в основном состоявшая из жителей Средней Азии.
За Сталина! И другие крепкие слова
— Когда вы вступили в настоящий бой?
— Боевой крещение мы приняли 14 февраля 1943 года. Все началось с так называемой разведки боем. Производится наступление на позиции неприятеля, создается видимость начала наступления. Противник начинает обороняться и обнаруживает свои огневые средства, а наступающая сторона фиксирует их местонахождение. Делается это для того, чтобы при настоящем наступлении знать, где они установлены, чтобы в первую очередь их подавить, вывести из строя, облегчить наступающим выполнение боевой задачи, отвлечь противника и прорвать его оборону.
Из Журнала боевых действий 20 танкового корпуса: «14.2.43 Распоряжением Штарма 3 о вводе 116 ОМСБр в прорыв с задачей: … развить успех … Атака была назначена на 3-00, но ввиду неготовности частей была перенесена на 4-30. 116 ОМСБр должна была быть введена в прорыв для развития успеха … но в действительности бригада вводилась не для развития успеха, а для прорыва переднего края обороны противника, т.к. впереди действовавшие части 5 и 283 СД успеха не имели. В 4-30 без артподготовки бригада вводится в бой. Атака успеха не имела… Моряки залегли на берегу р. ОКА. Успех не намечался, к исходу дня моряки несли большие потери».
— Дед, ты ходил в атаки?
— В атаки ходил как все и со всеми. Особых подвигов не совершил, но свои офицерские обязанности выполнял добросовестно. Лично я не знаю почему, может быть по молодости, о том, что меня могут убить, никогда не думал. Укрепляет в себе уверенность и то, что ты являешься офицером, твои подчиненные видят в тебе человека, который прежде кого-либо умеет и может их защитить.
Приходилось бывать в рукопашном бою, когда одна группа людей с винтовками в руках устремляется на другую такую же группу. В этих случаях старался помогать себе огнестрельным оружием, гранатой, не допуская встречи с противником грудь в грудь.
Был у меня во взводе командир отделения старшина первой статьи (сержант) Петр Крылов, сибиряк, человек исключительной физической силы, который был постарше меня и уже успел повоевать на финской войне. Перед атакой он обычно говорил мне: «Держитесь за мной, лейтенант. В случае чего помогу».
— В фильмах идущие в атаку обычно кричат «За Родину! За Сталина!» Что кричали вы?
— Что кричали матросы, идя в наступление? Кричали по-разному: кто-то «За Родину», кто-то «За Сталина», но были и другие крепкие слова, о которых говорить и писать не принято.
По следственной привычке для того, чтобы восстановить картину происходившего в те дни, я решил найти других свидетелей и вскоре наткнулся на воспоминания об этом самом бое старшины второй статьи Ивана Васильевича Старикова из Владивостока, воевавшего в соседнем первом батальоне: «На рассвете наш первый и третий батальоны пошли в атаку. Осторожно, без шума перебрались через Оку, вскарабкались на обрывистый берег. До передовой немцев — метров четыреста. Когда мы прошли по глубокому снегу половину этого расстояния, наш ротный первым сдёрнул шапку и надел бескозырку. Все, кто сохранил бескозырки, и я тоже, тут же последовали его примеру, другие распахнули или сбросили шинели, показывая тельняшки и, дружно грянув «полундра» (кто не знает, это — морское «ура»), рванули вперёд, к проволочным заграждениям «в четыре кола». И тут вся немецкая оборона засверкала точками огней. Страшное дело началось! Косили они нас из пулемётов в упор, хладнокровно. Мы падали, вставали, снова падали, ползли — но нигде не было укрытия в белом поле от пуль… Треть из нас всё же добралась до проволочного заграждения, а там ни одного прохода, везде густая колючая проволока! … Здесь и ударила мне пуля прямо в рот, выбила передние зубы и вышла через щёку. Другая пуля сбила с головы бескозырку… Я упал… Прямо в локоть ударила разрывная пуля. Тут я и сознание потерял. Руку потом отняли, на этом и закончилась для меня война…»
— Дед, а были на войне необычные случаи?
— На войне все было. Однажды во время наступления я вместе с Игнатовым, командиром одного из отделений моего взвода, чуть не угодил в плен к немцам. Дело было ночью. Кругом стрельба, команды «вперед»… В связи с исключительной плотностью огня дальнейшее продвижение вперед стало невозможно. В наступлении мы потеряли ориентировку и уже подумали, что наступаем на своих. Мы сползли в воронку от снаряда, решили дождаться рассвета и сориентироваться. Когда стало рассветать, мы увидели, что немецкое боевое охранение уже перед нами. Мы так энергично наступали, что чуть не залезли в немецкие окопы. Слава Богу, этого не случилось.
Решили ждать до вечера. Иначе уйти незамеченным из-под носа у немцев было невозможно. День тянулся год. Весь день просидели мы в воронке от снаряда, дожидаясь темноты. Если бы мы высунулись из ямы, нас сразу же расстреляли. Страшно хотелось есть. С собой у меня оказалась фляга с водкой, а у Игнатова – пара галет. Поели.
К концу дня немцы с собаками вышли на поле добивать раненых. Мы испачкались кровью лежавшего рядом убитого солдата, упали лицом в грязь на дно воронки и притворились мертвыми. Тело того солдата сползло и частично накрыло меня. Немцы были совсем рядом. Мы чувствовали дым их сигарет.
Я неплохо понимал разговорный немецкий и слышал, как один из солдат вскинул автомат и сказал: «Сейчас я их прошью», — на что другой ответил ему: «Не трать патроны на этих свиней, они все в грязи и давно уже мертвы». К Игнатову подбежала немецкая овчарка и начала его обнюхивать. Обычно эти собаки, найдя живого бойца, садились возле него и начинали лаять.
На войне человек часто бывает на грани со смертью, поэтому естественная реакция на это – страх. Это нормальная реакция для всякого человека, пока у него не «поехала крыша». Живот смерти боится! Внешнее пренебрежение к смерти, сила воли подавить этот страх, умение владеть собой, а когда нужно пойти на риск, чтобы выполнить боевое задание, — вот как надо вести себя.
Чудо или судьба, но собака не залаяла. Немцы пошли дальше. Кто-то из них, уходя, говорил: «Что я здесь делаю? Дома у меня жена, дети, старая мать, а я должен убивать этих русских. Надоело!» Как только стал наступать вечер, мы начали выползать из воронки. Совсем рядом горела линия немецких костров, вдоль которых бегали все те же собаки, охранявшие своих хозяев. И снова собаки не залаяли.
Судьба или какие-то другие сверхъестественные силы, но существует еще что-то, определяющее результат пребывания на фронте. Снег был очень глубок, ползти было трудно. Через некоторое время мы пошли перебежками. В общем, ушли. Свои уже не чаяли нас увидеть живыми.
«Журнал боевых действий 20 танкового корпуса»: «15.2.43 116 ОМСБр до наступления светлого времени выходила из боя частично, а остальные части выходили вечером с наступлением темноты…»
Задание командования мы выполнили, но потери в личном составе были весьма ощутимы. У меня во взводе выбыла 1/3 бойцов. Наутро нас сняли с позиции и отвели в какую-то деревню отдохнуть и привести себя в порядок. Через 3 – 4 дня нас вновь направили на передовую, где мы делали то, что положено на войне. Вот так и проходили фронтовые будни.
Проверено внутренней цензурой
Дед понимал, что вопреки правилам военной науки их бригада воевала не умением, а числом, но написать этого не мог. Когда его спрашивали о самих боях, неизменно отделываясь общими фразами, вспоминая Юлию Друнину:
«Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.»
Дед во многом придерживался внутренней довольно жесткой цензуры. Закрытость тем войны (и, кстати, работы) связана, с одной стороны, с тем, что не во всех случаях ход событий, участником которых он был, укладывался в официальную версию. Дед это признавал, но от этих признаний ничего не менялось.
В апреле 2007 года корреспондент программы «Время» Первого канала Павел Полуйчик после продолжительной беседы с дедом сказал об этой его черте так: «Гриф секретности с его воспоминаний будет снят не скоро». Оказалось – никогда.
С другой стороны, причиной этого молчания стало время, на которое пришлось становление деда как личности. Он вспоминал, что после боя один матрос его роты ПТР подошел к подбитому немецкому танку и, осмотрев его, сказал: «А броня у фрицев толще нашей». Слышать эту фразу могли три человека из их бригады. Через час матроса, рассматривавшего подбитый танк, забрали. Больше его никто не видел. Говорили, что его осудили по политической статье за подрыв боевого духа и пропаганду мощи вражеской армии.
В памяти деда жила и другая история. В первые дни войны подразделение, в котором служил его родной дядя Михаил, было окружено. Поняв, что он может попасть в плен, дядя деда застрелился. Он понимал, что его, бывшего царского офицера, перешедший после Революции в Красную Армию, ни в плену, ни в случае возвращения из плена не ждет ничего хорошего. Вот так.
Попробуем восстановить кое-что из «проверенного внутренней цензурой» деда. Ружья ПТР при всех своих достоинствах обладали одной особенностью: для достижения высокого поражающего эффекта вести огонь из них нужно с минимального расстояния. Ведь главное даже не в том, чтобы попасть в танк, а в том, чтобы поразить его экипаж. Почему? Оставшиеся в живых члены экипажа просто расстреливали бойцов ПТР, которые сами выдавали свое нахождение облаками пыли или снега, возникавшими в момент выстрела. Поэтому бойцам ПТР, дабы выжить, нужно было все время перебегать с места на место. Положение бойца ПТР на поле боя было незавидным. «Вполне типичным был случай, когда из бронебойной роты после первой же атаки немецкой танковой роты (10 танков) в живых не осталось ни одного человека, причём три немецких танка отступили невредимыми». Про ПТРы даже говорили: «Ствол длинный, жизнь короткая».
Оборона у немцев была крепкая и уже к 15 февраля мы понесли большие потери. Были они и в моем взводе – погиб мой заместитель старший сержант Дмитрий Рагулин, морпех Ромашкин и многие другие. Я, как видите, в ту пору уцелел. Бой был ночью и очень жестокий. Немцы ответили всеми огневыми средствами. ПТРовцы, то есть мы, в основном и били по огневым точкам врага.
Причина больших потерь в роте деда в том, что в боях за Городище и без того незавидное положение бойца ПТР усугублялось тем, что он работал и за себя, и за малую артиллерию, и за танки, которые в первой атаке участия вообще не принимали.
По данным «Журнала боевых действий 20 танкового корпуса» малая артиллерия не дошла до места боя «из-за недостатка тяговой силы», то есть обыкновенных лошадей. В пути остались и многие танки. Одна из цитат: «На маршруте остались отдельные танки (Т-34 – 4 танка и Т-70 – 4 танка) по техническим неисправностям, допущенными неопытностью водительского состава (заклинивание моторов Т-34-2 и неисправностью системы питания и смазки Т-70-4)». Называют и еще одну причину отставания танков: «ввиду большого снежного покрова».
Ледокол есть, а песню забыли
— Дед, а что вы делали в перерывах между боями?
— Ничего не делали, отдыхали. Песни пели.
Дед знал бесконечное количество народных и советских песен, романсов, пел их хорошим, звучным голосом:
«В низенькой светелке огонек горит,
Молодая пряха у окна сидит…».
Большую часть этих песен сегодня уже никто не помнит. Наверняка, часть из них дед перенял от дальневосточных матросов. К примеру, песню про пограничника Коробицина не знает даже Интернет. А дед многие годы каждое утро начинал громогласным:
«Сдавайся, красный командир! Сдавайсь!
Очисти нам границу!
Но даже глазом не моргнул
Отважный Коробицын…».
И потом
«Он банду бил, как надо бить,
И банда отступила…»
Зато Интернет поведал, что Андрей Коробицын – реальный человек, родившийся между прочим, на Дальнем Востоке. В ночь на 21 октября 1927 года 23-летний пограничник Коробицын погиб в неравном бою с четырьмя вооруженными бандитами, пытавшимися перебраться из Финляндии в СССР. Именем Коробицына названы погранзастава под Выборгом, его родное село в Вологодской области, где установлен памятник, и даже ледокол-паром, по сей день курсирующий на линии Ломоносов-Кронштадт.
Ледокол есть, а песню никто не помнит…
И еще дед любил песню «На безымянной высоте», появившуюся уже после войны, но история песни так напоминала пережитое им на фронте! Незнакомый поселок на безымянной высоте… Дымящаяся роща и горящий закат… Яростные атаки, перекрестный огонь, кружащие вражеские самолеты, численное превосходство противника и огромные потери среди наших бойцов. И как перекликались слова песни со словами деда:
«Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет никогда».
Правда, дед всегда комментировал строчку «Землянка наша в три наката»:
— Землянки на фронте в три наката никогда не делали, обходились двумя. Три наката – это уже блиндаж.
— Дед, а что такое накат?
— Накат – слой бревен, засыпанных землей.
Это дед знал хорошо. Он неоднократно показывал мне землянки в богородицком парке, вырытые нашими солдатами во время войны.
— Присмотрись: та, что побольше, – солдатская, поменьше – офицерская. Мы на фронте рыли такие же.
Вот только не знал дед, что в песне речь шла о конкретной высоте Безымянная у поселка Рубеженка Куйбышевского района соседней Калужской области, которую в сентябре того же 1943 года штурмовала 139-ая стрелковая дивизия, сформированная из сибиряков, которых было немало и в бригаде деда.
Искупаем в кровавой Оке!
20 февраля 1943 года бои достигли высшего напряжения. Наши позиции неоднократно бомбила немецкая авиация, обстреливала немецкая артиллерия, мы отбивали танковые атаки. После того, как командир нашей роты Смекалов Н.Н выбыл из строя, на его место назначили меня. Люди вели себя очень мужественно, храбро, отважно, проявляя инициативу. Высок был дух достижения Победы. Недаром немцы называли наших моряков чёрной смертью. Я считаю, что такие соединения, как наша бригада, были лучшими в составе Красной Армии.
Перед самым боем артиллеристы говорили, мол, все огневые точки противника подавлены, стрелять по вам некому, пойдете в полный рост! Немцы оказали яростное сопротивление, и бой разгорелся вполне серьезный.
Из «Журнала боевых действий 20 танкового корпуса»: «20.2.43 … После мощной артподготовки /в 9-30/ начали наступление. Но как только наши бойцы подошли к проволочным заграждениям, так огонь противника сделался настолько интенсивным, что пехота была вынуждена залечь, неся большие потери».
Вот свидетельство другого участника того боя Бергера И.Г.: «Мы лежали на берегу реки, как вкопанные. Пошевелиться было невозможно, ибо снайперы, размещенные на высотах и на колокольне церкви, вели уничтожающий огонь по всем, кто подавал малейшие признаки жизни. Часов в 12 прилетели немецкие самолеты и начали нас бомбить… Из роты в 130 человек нас осталось человек 20….».
Помню такой момент. Наступаем на Городище. Светит солнце. Мы выдвигаемся к реке, к рубежу накапливания. В небе чирикают птицы, и тут же свирепствует смерть. В заминированном поле саперы проделали дорожку шириной около одного метра. Все наши ползли и перебегали только по ней, а снайперы как раз выбивали людей на дорожке. Тогда мне пришла мысль сойти с дорожки в чистое поле. Отбежав метров 5, я лег в снег. Не успел я это сделать, как за мною последовал зам.командира 2 роты по политчасти. Его тут же разорвало. Стало ясно, почему все жмутся к дорожке: мы находимся на заминированном поле. Но мы собрали свои силы в кулак и ударили. Страшен русский человек, когда он с винтовкой со штыком наперевес идет в атаку.
— Дед, а как во время наступления вы переправлялись через реки? Ока же не маленькая, да и течение в ней сильное.
— Через реки переправлялись кто как сумел: по льду и вброд. Лед местами был разбит артиллерией противника.
Местные жители, как легенду, рассказывают о том, что воды Оки, вышедшие из-под разбитого снарядами льда, были красными от крови советских бойцов, которые десятками гибли, пытаясь переправиться через реку под шквальным огнем противника.
По воспоминаниям ветеранов 116-й бригады в какой-то момент переправы через реку с немецкой стороны через усилитель раздался голос: «Морячки, здесь вам не Тихий! Искупаем в кровавой Оке!» Февральская вода и обломки льдин лишали шанса выжить даже легко раненных. Люди просто уходили под лед.
При переправе через Оку нас поддерживали танки, если не ошибаюсь, 20-го корпуса, но их было немного.
Вот так корректно это обычно им и формулировалось. Деда прорвало только в самых последних письмах.
Конечно, я круглые сутки был вместе с матросами-солдатами и, естественно, не мог знать ничего, кроме задач, которые передо мной ставились, но полагаю, что нашу бригаду можно было бы использовать более эффективно, с большей результативностью. Прежде чем посылать людей в наступление, по правилам военной науки должны быть проделаны определенные работы для облегчения выполнения боевой задачи, прежде всего артиллерийская подготовка. Во время наступления пехоту должны поддерживать танки. В нашем случае всего этого сделано почти не было, что и повлекло такие большие потери. Бригады фактически не стало. Не знаю, насколько это верно, но слышал, что кого-то из высших начальников за эти упущения привлекли к ответственности.
По данным все того же «Журнала боевых действий 20 танкового корпуса» 20 февраля 1943 года в атаке участвовало всего 3 танка. Более того, «2 танка из 3-х, действовавших по овладению Городищем, были подбиты, а один танк присоединился к переправившимся» через Оку. Но и эти 3 танка «под огнем противника, смело маневрируя и уничтожая с хода огневые точки врага, способствовали пехоте занять Городище и вывели пехоту на северные окраины Городища».
Рассказывают, что переправившихся ждало новое испытание: холм, на котором обосновались немцы, был полит водой и заледенел. Крайне сложно было переправлять перебравшимся через Оку бойцам боеприпасы и подкрепление. И все это под нестихающим огнем немецкой артиллерии и жуткими бомбёжками «юнкерсов». Тем не менее, 21 февраля «в 6-00 116 ОМСБр…, не дожидаясь танков, начала атаку».
Помню, как мы (нас было трое) подбили немецкий танк. Он пер на нас с грохотом, лязгом и стрельбой. Кто-то занял более удобную безопасную позицию, а я и упоминавшиеся уже мною Игнатов и Тихонов, пропустили танк через свои позиции и забросали его противотанковыми гранатами. Танк был подбит. Экипаж пытался уйти, но его расстреляли из автоматов. Трудно все это вспоминать теперь.
Вскоре стало ясно, что наши войска преодолели только передний край обороны противника и вышли к главной полосе обороны, проходившей по высотам, где были мощные опорные узлы. Положение наших частей усугублялось регулярными бомбардировками авиации и постоянными контратаками противника, в одну из ночей
116-я ОМСБр отбила их восемь.
21 февраля 1943 года я был контужен и тяжело ранен осколком мины при очередной перебежке во время наступления. Произошло это неожиданно и просто. Мы наступали. Когда мы втроем вскочили, чтобы перебежать, примерно в 3,5 метрах от меня и несколько вправо прилетела из миномета мина и разорвалась. Я тут же получил тупой удар по ноге выше колена и встать на ноги уже не смог.
Один из нас вообще не проявил признаков жизни, а третий зажал то ли руку, то ли бок и убежал в тыл. Ранение было в верхнюю треть правого бедра, оказалось тяжелым с повреждением кости и седалищного нерва.
Двадцатилетний инвалид
Дед вспоминал, что он пролежал в полузабытьи на снегу почти сутки. Сил не было даже на то, чтобы пошевелиться. Вдруг он увидел, что к нему подошел наш лыжник из разведроты. Каким-то чудом он определил, что одно из множества валявшихся на поле тел принадлежит живому человеку. Лыжник снял лыжи, положил на них деда и дотащил его до полевого госпиталя. Дед, пришедший в себя в момент, когда лыжник передавал его врачам, спросил:
— Как зовут-то тебя?
— Гришка Юткин.
Это все, что известно об этом бойце. В 3 томе Книги памяти Приморья я нашел сведения о рядовом Юткине Григории Михайловиче, 1916 года рождения, пропавшем без вести в мае 1943 года под Курском. Может быть, это он? В феврале сорок третьего он вполне мог быть под Орлом, да и призывался он из Тернейского района Приморского края, а дед говорил, что 116-я отдельная военно-морская бригада, в которой он служил, почти полностью состояла из дальневосточных матросов.
Дед вспоминал, что, начав приходить в себя в полевом госпитале, он почувствовал, что на снегу у него страшно, до боли промерзла раненая нога. Решено было ее ампутировать. Молоденькая медсестра прижала ногу к себе и теплом своего тела отогревала до утра. Раненую ногу спасли, но ходить двадцатилетний инвалид научился только через год.
От этого ранения я страдал всю жизнь. Нога стала неполноценной, из-за повреждений нерва развился хронический радикулит. Село Городище было взято, взяты пленные, трофеи. Бой продолжался.
«Журнал боевых действий 20 танкового корпуса»: «В 16-00 командир 116 ОМСБр вводит в бой свой резерв — батальон автоматчиков и овладевают Городище… В течение дня бой за Городище продолжался с прежней силой, борьба за траншеи велась мелкими группами.
Выбивали противника штыком и гранатами. По овладению Городище — понесли ощутимые потери и особенно 116 ОМСБр. Комбриг 116 докладывал в 19-00: «В стрелковых батальонах осталось по 150 активных штыков…». Противник потерял до 100 чел. убитыми и ранеными, отошел в Ниж. Ущерово».
После трёхсуточного, почти непрерывного, боя в ночь на 24.02.1943 года обескровленная бригада (потеряла в боях более половины своего численного состава, в том числе 1009 человек убитыми и пропавшими без вести) была отведена в тыл. Место моряков заняла свежая 342-я стрелковая дивизия. Правда, вскоре эта дивизия отступила, не выдержав натиск врага. Окончательно Городище было освобождено только 19 мая 1943 года.
Позднее не слишком щедрый на похвалу Маршал Советского Союза Г.К. Жуков отмечал, что «не раз отличались моряки… Они покрыли себя боевой славой и в значительной степени содействовали общему успеху советских войск».
В середине апреля командовавший на тот момент бригадой полковник Кустов А.Ф. направил ходатайство о присвоении бригаде почётного наименования «тихоокеанская» как символ отдания долга памяти погибшим морякам и продолжения их традиций. Но к 25 апреля 1943 года после боев за Городище и Красное Сергиево по данным отчета начальника Штаба бригады подполковника Бочкова М.Е. численность бригады составила 1 838 человек. Погибло, ранено и пропало без вести 3 992 человека, то есть 2/3 бригады. Присваивать почетное наименование было просто некому.
В мае 1943 года оставшихся в живых моряков бригады влили во вновь формировавшуюся в районе города Белева Тульской области 110-ю стрелковую дивизию Брянского фронта (3 формирование), которая принимала участие в Орловской, Смоленской и Брянской наступательных операциях, одной из первых вступила на землю Белоруссии, участвовала во взятии Кёнигсберга. Боевые действия закончила в мае 1945 года выходом к Вислинскому заливу.
Среди ее воинов командир орудия старший лейтенант Ефим Борисович Фрадков, удостоенный за бои в Восточной Пруссии звания Героя Советского Союза. В 2007 – 2008 годах его сын Михаил Фрадков будет занимать пост премьер-министра России.
С этого времени фактически прекратилась моя связь со 116-й ОМСБр. Писать было некому. Судьбу своих товарищей я не знал, но знал, что большинства из них уже не было, это факт. Написать в Штаб бригады не догадался, да и посчитал нетактичным отвлекать от боевых дел своими личными интересами. Слышал, что бригада была снята с позиций, так как наступать уже не могла.
Известно, что личный состав пехотных соединений и частей за время войны менялся несколько раз. Дело доходило до того, что в некоторых частях не оставалось даже человека из первоначального состава. Жаль, бесконечно жаль ребят, навсегда оставшихся на поле боя, жаль их родных. Но с потерей одних приходили другие. Велика Россия! Несомненно то, что за время Великой Отечественной войны подобные результаты были и в других соединениях, частях, подразделениях.
Для меня же начались «хождения по госпиталям»: Серпухов, Бугуруслан, Уфа. Только через 6 месяцев я был выписан из госпиталя с представлением 3-месячного отпуска. По истечении отпуска мне удалось обмануть врачей, заверив, что я здоров. Будучи признан ограниченно годным, я служил в различных частях, где учил солдат, готовя маршевые роты для фронта.
Братская могила
Земля села Городище до сих пор хранит следы тех боев. Холмы в районе слияния Оки и Зушы перерыты, много старых траншей, обвалившихся блиндажей, дзотов… На тульском берегу Оки на месте позиций Красной Армии установлен Поклонный Крест. На орловском берегу, на самом бугре, у взорванной немцами церкви братская могила погибших воинов, в которой похоронено 760 человек. Часть погибших 23 февраля 1943 года были похоронены в деревне Бандики Арсеньевского района Тульской области.
На вершине одного из древних курганов стоял советский крупнокалиберный пулемёт. Уже в 1980-е годы во время раскопок этого кургана археологи обнаружили двухметровый слой стреляных гильз.
Местные жители, вернувшиеся в Городище после освобождения, вспоминали, что от села в полтораста дворов не осталось ни одного целого кирпича, всё было в воронках да траншеях. Три года после освобождения на поле боя вырастала трава в рост человека. Говорили, что это от того, что земля пролита кровью. В земле было столько осколков и прочего металла, что тяпка затуплялась за два-три часа. Очень много женщин и детей покалечилось и поубивалось на минах, на которые до сих пор иногда нарываются трактористы.
Война есть одно из величайших бед общества, и очень бы было хорошо, чтобы она у нас никогда не повторилась. Бесконечно жаль ребят, которые погибли молодыми в боях за село Городище, но что поделать, война есть война, люди гибнут, получают ранения… наша бригада, считаю, свое дело сделала. Ведь каждый удар по врагу способствовал Победе. За эти бои я был награжден позднее орденом Красной Звезды.
Я очень доволен, что моя судьба сложилась так, что воевал и служил Родине честно и полно, отдавал себя без остатка. Это не сказка, а самая настоящая быль. Так было. Люди шли на смерть за свою горячо любимую Родину.
Может я не все написал, многое упустил, что-то уже в памяти стерлось, простите, если так. Благодарю за присланную фотографию. Мне очень приятно, что Вы и ребята проявили большой интерес и, я бы даже сказал, любовь к людям, отдавшим свою жизнь за Родину. Многие представители современной молодежи этой темой не интересуются. Наше поколение стремилось защищать Родину, а теперь многие уже в мирное время служить не хотят.
В некоторой степени в этом виновато наше правительство, которое в основном чествует участников войны словами. Многие фронтовики по различным причинам бедствуют, а ведь им осталось так немного. Но серьезной материальной поддержки нет. По-моему, создание приличных условий значительно укрепило бы авторитет участников войны. Молодежь поняла бы, что Родина не забывает своих сынов-воинов, и была бы настроена соответствующим образом, что очень важно для государства.
Михаил Николаевич! Ваша работа по собиранию истории 116-й отдельной морской бригады благородна, на наших примерах у ребят воспитывается чувство любви к Родине, патриотизм. Желаю Вам больших успехов в Вашей деятельности.
Крепко жму руку.
В.В. Саморуков.
P.S. Не верится, что человек, который рассказывал нам с братом сказки про братца Лиса и братца Кролика, катал на санках, помогал решать задачки про встречающиеся поезда… Просто не верится, что это мой дед в феврале 1943 года выжил в тех окопах под селом Городище.
Думаю, он и сам порой не верил в это, потому и не любил вспоминать и рассказывать о войне. Ведь воевал он именно для того, чтобы его потомки не знали всех ужасов войны. Мы их и не знаем. То немногое, что нам известно, это лишь верхушка ужасающего айсберга.
И каким же нужно быть человеком, чтобы после всего пережитого сказать своему внуку: «Убивать плохо. Даже на войне. Даже фашисты — они тоже люди».
P.S.: 9 мая 2008 года в квартире деда раздался звонок телефона. Отец снял трубку и услышал знакомый голос:
— Здравствуйте, это Михаил Безгин. Будьте добры, пригласите Владимира Владимировича.
— … Владимира Владимировича больше нет. Уже 2 недели.
— … Спасибо, что он был…
Внук ветерана войны
Рагим Мусаев
Источники:
1. В.В. Саморуков «Вместо родословной», дневниковые записи разных лет, переписка с М.Н. Безгиным (2006 – 2008 гг.).
2. А. Шахно «Завтра была война». Последнее интервью В.В. Саморукова газете «Новотульский металлург». № 63 (7089) от 8 мая 2008 года.
3. Е.Е. Щекотихин «Орловская битва» Орел, 2006.
4. Е.Е. Щекотихин «Орловская битва — два года: факты, статистика, анализ» в 2-х кн. — Орёл, 2008, Книга первая.
5. И.И. Ивлев и участники форума http://www.soldat.ru/.
6. http://www.obd-memorial.ru/Memorial/Memorial.html.
7. Журнал боевых действий 20 танкового корпуса с 28 декабря 1942 года по 7 июля 1943 года.
8. И.В. Болдин «Мы идем на запад».
9. Н.Н. Старченко «Бескозырка на снегу».
10. А.В. Исаев «Антисуворов. Десять мифов Второй мировой». — М.: Эксмо, Яуза, 2004.
11. В.М. Неделин «Древний Домагощ и Орловская усадьба Несвижских в селе Городище» Русская усадьба. Сборник ОИРУ. Вып 7(23). Изд. Жираф. М., 2001.